Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай в кеятр билет, а там через
неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать новый фрак.
Глядеть весь город съехался,
Как в
день базарный, пятницу,
Через
неделю времени
Ермил на той же площади
Рассчитывал народ.
— Да как теперь прикажете:
У нас по положению
Три
дня в
неделю барские,
С тягла: работник с лошадью,
Подросток или женщина,
Да полстарухи в
день,
Господский срок кончается…
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За
дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за
неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
За
неделю до Петрова
дня он объявил приказ: всем говеть.
— Через
неделю. Ответ же ваш о том, принимаете ли вы на себя ходатайство по этому
делу и на каких условиях, вы будете так добры, сообщите мне.
День скачек был очень занятой
день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье
дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в
неделю раз для приличия. Кроме того, в этот
день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
— Нет, как хотите, — сказал полковой командир Вронскому, пригласив его к себе, — Петрицкий становится невозможным. Не проходит
недели без истории. Этот чиновник не оставит
дела, он пойдет дальше.
И он удивлялся, как она, эта поэтическая, прелестная Кити, могла в первые же не только
недели, в первые
дни семейной жизни думать, помнить и хлопотать о скатертях, о мебели, о тюфяках для приезжих, о подносе, о поваре, обеде и т. п.
Княгиня лечится от ревматизма, а дочь Бог знает от чего; я велел обеим пить по два стакана в
день кислосерной воды и купаться два раза в
неделю в разводной ванне.
Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать: принес правителю
дел красную, [Красная — ассигнация в десять рублей.] да и
дело в шляпе, а теперь по беленькой, да еще
неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство!
Работы оставалось еще, по крайней мере, на две
недели; во все продолжение этого времени Порфирий должен был чистить меделянскому щенку пуп особенной щеточкой и мыть его три раза на
день в мыле.
В три-четыре
недели он уже так набил руку в таможенном
деле, что знал решительно все: даже не весил, не мерил, а по фактуре узнавал, сколько в какой штуке аршин сукна или иной материи; взявши в руку сверток, он мог сказать вдруг, сколько в нем фунтов.
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую
неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного
дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в
неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Всё думать, думать об одном
И
день и ночь до новой встречи.
Это не было строевое собранное войско, его бы никто не увидал; но в случае войны и общего движенья в восемь
дней, не больше, всякий являлся на коне, во всем своем вооружении, получа один только червонец платы от короля, — и в две
недели набиралось такое войско, какого бы не в силах были набрать никакие рекрутские наборы.
Она не взвешивала и не мерила, но видела, что с мукой не дотянуть до конца
недели, что в жестянке с сахаром виднеется
дно, обертки с чаем и кофе почти пусты, нет масла, и единственное, на чем, с некоторой досадой на исключение, отдыхал глаз, — был мешок картофеля.
Шла уже вторая
неделя после святой; стояли теплые, ясные, весенние
дни; в арестантской палате отворили окна (решетчатые, под которыми ходил часовой).
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще
неделе! Ох, я! Всего за
неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый
день вспоминать было больно!
Часто, иногда после нескольких
дней и даже
недель угрюмого, мрачного молчания и безмолвных слез, больная как-то истерически оживлялась и начинала вдруг говорить вслух, почти не умолкая, о своем сыне, о своих надеждах, о будущем…
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою
девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только
недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
— Я предполагал и рассчитывал, — замямлил он, — что письмо, пущенное уже с лишком десять
дней, даже чуть ли не две
недели…
Ведь уж видно, что поношенные, а ведь месяца на два удовлетворят, потому что заграничная работа и товар заграничный: секретарь английского посольства прошлую
неделю на толкучем спустил; всего шесть
дней и носил, да деньги очень понадобились.
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за
неделю до смерти, и при мне
дело было.
Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
Варвара. Ни за что, так, уму-разуму учит. Две
недели в дороге будет, заглазное
дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он на своей воле гуляет. Вот она ему теперь и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что все так точно он и сделает, как приказано.
Паратов. Мне не для любопытства, Лариса Дмитриевна, меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой
день после разлуки с ним, через
неделю или через месяц… имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее…
— Пятница, ваше с… ccc…ccc…ство,
день в
неделе.
Неделю тому назад, в небольшой приходской церкви, тихо и почти без свидетелей, состоялись две свадьбы: Аркадия с Катей и Николая Петровича с Фенечкой; а в самый тот
день Николай Петрович давал прощальный обед своему брату, который отправлялся по
делам в Москву.
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких цен, конечно, нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен. За землю можно получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в
неделю.
Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
— С
неделю тому назад сижу я в городском саду с милой девицей, поздно уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут, листья падают с деревьев в тень и свет на земле; девица, подруга детских
дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее: брось, говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
Дни,
недели, месяцы текли с быстротой, которая как будто все усиливалась.
Варвара никогда не говорила с ним в таком тоне; он был уверен, что она смотрит на него все еще так, как смотрела, будучи девицей. Когда же и почему изменился ее взгляд? Он вспомнил, что за несколько
недель до этого
дня жена, проводив гостей, устало позевнув, спросила...
Через несколько
дней он сидел в местной тюрьме и только тут почувствовал, как много пережито им за эти
недели и как жестоко он устал.
В течение
недели он приходил аккуратно, как на службу, дважды в
день — утром и вечером — и с каждым
днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать в Минск.
— В простонародной грязно будто бы! Позвольте — как же может быть грязно, ежели там шесть
дней в
неделю с утра до вечера мылом моются?
Все это разрешилось обильным поносом, Самгин испугался, что начинается дизентерия, пять
дней лежал в железнодорожной больнице какой-то станции, а возвратясь в Петроград, несколько
недель не выходил из дома.
Он почти
неделю не посещал Дронова и не знал, что Юрин помер, он встретил процессию на улице. Зимою похороны особенно грустны, а тут еще вспомнились похороны Варвары:
день такой же враждебно холодный, шипел ветер, сеялся мелкий, колючий снег, точно так же навстречу катафалку и обгоняя его, но как бы не замечая, поспешно шагали равнодушные люди, явилась та же унылая мысль...
Через несколько
дней, прожитых в настроении мутном и раздражительном, Самгин тоже поехал в Калужскую губернию, с
неделю катался по проселочным дорогам, среди полей и лесов, побывал в сонных городках, физически устал и успокоился.
Вспомнилось, как,
недели за три до этого
дня, полиция готовила улицу, на которой он квартировал, к проезду президента Французской республики.
Случалось, что, являясь к ней в условленный
день и час, он получал из рук домохозяина конверт и в нем краткую записку без подписи: «Вернусь через
неделю».
День, как все
дни этой
недели, был мохнатый и бесхарактерный, не то — извинялся, что недостаточно ясен, не то — грозил дождем.
Но почти всегда, вслед за этим, Клим недоуменно, с досадой, близкой злому унынию, вспоминал о Лидии, которая не умеет или не хочет видеть его таким, как видят другие. Она
днями и
неделями как будто даже и совсем не видела его, точно он для нее бесплотен, бесцветен, не существует. Вырастая, она становилась все более странной и трудной девочкой. Варавка, улыбаясь в лисью бороду большой, красной улыбкой, говорил...
Весной Елена повезла мужа за границу, а через семь
недель Самгин получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько
дней она приехала, покрасив волосы на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова на ее имя.
Из
недели в
неделю, изо
дня в
день тянулась она из сил, мучилась, перебивалась, продала шаль, послала продать парадное платье и осталась в ситцевом ежедневном наряде: с голыми локтями, и по воскресеньям прикрывала шею старой затасканной косынкой.
Эти два часа и следующие три-четыре
дня, много
неделя, сделали на нее глубокое действие, двинули ее далеко вперед. Только женщины способны к такой быстроте расцветания сил, развития всех сторон души.
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как живут иначе. Когда ты на той
неделе надулся и не был два
дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе не жаль ее. Не отвечаю ma tante, не слышу, что она говорит, ничего не делаю, никуда не хочу. А только ты пришел, вдруг совсем другая стала. Кате подарила лиловое платье…
Как пойдут ясные
дни, то и длятся
недели три-четыре; и вечер тепел там, и ночь душна. Звезды так приветливо, так дружески мигают с небес.
Однажды, воротясь поздно из театра, он с извозчиком стучал почти час в ворота; собака, от скаканья на цепи и лая, потеряла голос. Он иззяб и рассердился, объявив, что съедет на другой же
день. Но и другой, и третий
день, и
неделя прошла — он еще не съезжал.
Штольц приехал на две
недели, по
делам, и отправлялся в деревню, потом в Киев и еще Бог знает куда.
В другой раз, опять по неосторожности, вырвалось у него в разговоре с бароном слова два о школах живописи — опять ему работа на
неделю; читать, рассказывать; да потом еще поехали в Эрмитаж: и там еще он должен был
делом подтверждать ей прочитанное.